совершали переход до меня. Хотела я трижды щелкнуть каблуками и погрузиться в черный водоворот печали.

Я прекрасно знала эту черноту. Я видела, как она проглатывает Инес. Когда ее очередной бойфренд переставал приходить, она на несколько дней запиралась в спальне – сидела там в розовой ночнушке, непрерывно курила и крутила на повторе пластинку Билли Холидей. В такие моменты ей было наплевать, ела ли я что‐нибудь, ходила ли в школу, лишь бы я ее не трогала.

Я поднялась на чердак, и на этом‐то силы у меня и закончились. Ввалившись в нашу спальню, я налетела на Лоретту.

– Руби, с тобой все в порядке?

Наверное, взгляд мой высказал то, что я не могла сказать словами, потому что она притянула меня к себе и крепко обняла.

– Я знаю, что ты чувствуешь, – негромко сказала Лоретта.

Отпустив ее, я заметила на ее кровати открытый чемодан.

– Уезжаешь?

Лоретта опустила взгляд. Выглядела она чудесно, распущенные волосы падали на плечи, отечность исчезла. Синий свитер хорошо сочетался с ее золотистой кожей.

– Мама за мной приезжает. – Лоретта оглядела комнату, проверяя, не забыла ли чего.

Кровати Джорджии Мэй и Баблс были застелены чистым бельем, ящики их опустели.

– Мы остановимся поужинать на Ю-стрит, а потом переночуем в отеле «Уайтлоу». Поверить не могу, что я в этом городе провела четыре долгих месяца и ничего тут не посмотрела. – Она весело болтала, но я видела, что она пытается сделать вид, будто мы тут по другой причине.

– Звучит здорово, – подыграла я.

Захлопнув чемодан, она застегнула его на большую золотую пряжку.

– Кто у тебя?

– Девочка. Назвала ее Грейс.

– Красиво. Ужасно было?

– Даже хуже, чем ужасно.

Прекрасные глаза Лоретты наполнились слезами.

– Нам придется унести это с собой в могилу, Руби.

Не успела я ответить, как в дверь постучали и послышался голос матери Маргарет.

– Лоретта, за тобой приехала мать.

– Иду, ваше преосвященство.

Как только мы услышали, что шаги удаляются от двери, Лоретта подошла и сунула мне в руку марки и бумагу.

– Слушай, я знаю, что это не положено, но лучше бы нам не терять друг друга. Обещай, что напишешь?

Я забрала обратно марки, которые я же Лоретте и дала. А мне их дал Шимми. Мне нравилась Лоретта, но я знала, что нам будет слишком мучительно общаться. Единственный способ пережить эту боль состоял в том, чтобы сделать вид, будто ничего не случилось. Закопать все поглубже, как я сделала с Липом.

– Ладно. Береги себя. – Я сжала ее руку, а потом проводила ее взглядом. Девушка, которая была со мной вместе до конца, вышла из комнаты. Вернулась к своей жизни, к родителям, которые ее любили, к будущему, которое обещало, что ее жертва – отданный ею сын – будет не напрасной.

Я осталась последней.

На следующее утро мать Маргарет привела в чердачную комнату новую девушку.

– Это Мэри, – сказала она.

У Мэри была кожа цвета корицы и четко очерченный нос. Одета она была в простой халатик – похоже, приехала из сельской местности. Пуговицы халатика уже едва удерживали живот.

– Помоги ей устроиться, – продолжила мать Маргарет. – Завтра явишься в прачечную, чтобы отплатить дому за свое пребывание здесь. Это небольшая цена с учетом всего, что мы для тебя сделали.

– Да, ваше преосвященство.

Мэри оглядывала комнату, будто испуганный котенок, которого бросили в логово волков.

– Все будет нормально, – сказала я. – Просто делай, что тебе говорят, и все будет хорошо.

Отчасти мне хотелось рассказать Мэри правду. Рассказать об унижении, о боли, о разбитом сердце. Но она скоро сама все узнает. Она заслужила немного слепоты перед бурей.

Миссис Шапиро, судя по всему, заплатила приличную сумму за мое пребывание в Пряничном домике, потому что в прачечную я попала всего на неделю. Пэтти, главная бессрочница, пробыла тут почти год, так что я знала, как мне повезло.

Нас заставляли носить колючие бежевые мешковатые платья чуть ниже колена. Пэтти будила нас каждое утро на рассвете и выводила наружу, на холод, делать зарядку. По свистку Пэтти нам полагалось пятнадцать минут бегать на месте, а потом делать прыжки «ноги вместе – ноги врозь» так долго, что мне начинало казаться, будто все мои внутренности сейчас выпадут. Цель зарядки состояла в том, чтобы потерять жир, набранный во время беременности, но так скоро после родов это было мучительно. Закончив утреннюю зарядку, мы кипятили и вручную отстирывали простыни, полотенца, больничные рубахи и даже нижнее белье, и все это еще до завтрака. Еда казалась безвкусной. А еще бессрочницы были в доме вместо техников, так что нас посылали прочищать туалеты и засорившиеся раковины, затыкать утечки и чистить трубы. Я вся была в синяках внутри и снаружи и ненавидела себя за то, что отдала Грейс. Меня так мучил стыд, что даже есть было сложно.

В субботу нас погрузили в белый фургон и отвезли в католическую церковь по соседству. Там мы натерли полы, отполировали скамьи и прибрались в туалетах, приготовив все к воскресной мессе. Закончив, мы должны были опуститься на натертые колени и помолиться о наших грехах. Я молилась за Грейс.

В подвале я была единственная негритянка, так что спала я отдельно от других девушек, на койке в сыром коридоре, где всю ночь шипели трубы. Наверное, здесь спала Джорджия Мэй, когда отбывала свой срок. Я надеялась, что человек, на которого она работала, больше ее не тронет, но еще я знала, что надежда таким, как мы, редко помогает.

Глава 5

Зеленый – цвет ревности

Элинор

Как только они вошли в кухню, Уилхелмина от хныканья перешла к крику.

– Проголодалась, наверное. – Элинор передала малышку Уильяму. – Я пойду сделаю смесь.

Уилхелмина вытянулась на руках у Уильяма. По тому, как он посмотрел на Элинор, она поняла, что муж не представляет, что нужно делать.

– Просто ходи и покачивай ее, – крикнула она через плечо.

От укачивания девочка на несколько минут успокоилась, но потом снова закричала. Элинор инстинктивно хотелось скорее успокоить этот голодный плач, так что она взялась за дело споро. Тринадцать унций сухого молока смешать с девятнадцатью унциями воды, потом добавить ложку кукурузного сиропа. Все перемешав, Элинор разлила смесь по нескольким бутылочкам и все, кроме одной, убрала в холодильник. Оставшуюся бутылку она поставила в систему обогрева «Эвенфло», которую заказала по почте через каталог за один доллар и восемьдесят девять центов. Во всех отзывах ее хвалили как невероятно полезную вещь.

Элинор попробовала температуру молока на тыльной стороне